Что скрывает странное нашествие Тохтамыша (ч.3)

«Татары же пошли в град, продолжая рубить людей, а иные по лестницам на град взошли, никто же не сопротивлялся им с заборол, не было забральников на стенах, и не было избавителей, не было спасающих. И была внутри града сеча велика, а снаружи также. До тех пор рубили, пока руки их и плечи их не обессилили, и сила их изнемогла, сабли их уже не рубили — острия их притупились».
Взяли Москву «месяца августа 26… в 7 час дня в четверг по об еде».
Получается, что после избиения Остея и бояр никто из москвичей оказать сопротивления не сумел. Часть татар ворвались в ворота, а другие спокойно взобрались на стены, которые никто уже не защищал.
Далее в повести идет рассказ о разграблении Москвы, пожаре и причитания автора по поводу каждого убитого священника…
«Князь же великий с княгинею и с детьми пребывал на Костроме, а брат его Владимир на Волоке, а мать Владимирова и княгиня в Торжке, а Герасим владыка коломенский в Новгороде». Откуда они и наблюдали, не предпринимая, судя по летописи, никаких активных действий, за тем, как Тохтамыш разоряет Москву.
«Затем царь распустил силу татарскую по земле Русской воевать княжение великое, одни, шедшие к Владимиру, многих людей посекли и в полон увели, а иные полки ходили к Звенигороду и к Юрьеву, а иные к Волоку и к Можайску, а другие — к Дмитрову, а иную рать послал на град Переяславль. И они его взяли и огнем пожгли и переяславцы выбежали из града, град покинув и на озере скрылись в судах…».
Заметьте, что взят и сожжен только один Переяславль, причем посланная на него рать упоминается отдельно. За что такая честь? Да очень просто: Переяславль — это владение, данное за службу московским князем Дмитрию Ольгердовичу, отцу Остея. Отец мог (а может и собирался) отомстить за сына. Выходит, это единственное место, откуда Тохтамыш опасался нападения и куда нанес свой превентивный удар.
«Князь же Владимир Андреевич стоял ополчившись близ Волока, собрав силу около себе. И некоторые от татар не ведающие его, ни знающе наехали на него. Он же в Боге укрепился и ударил на них, и так милостью Божьей одних убил, а иных живых поймал, а иные побежали, и прибежав к царю, поведали ему бывшее. Он же с того попудися и оттоле начал помалу поступать от града. Идя же от Москвы, он приступил ратью к Коломне, и так идя, взял град Коломну и отошел. Царь же переправился за реку за Оку и всю землю Рязанскую огнем пожег, и людей посек, а иные разбежались, и множество бесчисленное повел в Орду полона».
Интересно, что Владимир Хоробрый, собрав всю военную силу около себя, не мешал татарам штурмовать и грабить Москву. Еще один интересный момент: татары «не знающе наехали на него». То есть если б они знали, что это именно он стоит с ратной силой, то не стали бы «наезжать»?
И после этого случая (т. е. после разгрома небольшого отряда татарских мародеров) царь начинает «помалу отступать от града». Ни о каком паническом бегстве речи нет. Идет планомерное отступление. То есть Тохтамыш уходит из Московского княжества ни разу не проиграв, даже не дав генерального сражения, после первой же случайной стычки с людьми Владимира Андреевича. Очень странное поведение для того, кто «пошел изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русь». Такое поведение можно объяснить тем, что Тохтамыш выполнил некую задачу, ради которой и отправлялся в поход, либо тем, что он убедился в невозможности выполнения этой задачи.
Обратим внимание, что, во-первых, напоследок была взята и, естественно, разорена Коломна, а во-вторых еще раз на этот отрывок: «Князь же великий с княгинею и с детьми пребывал на Костроме, а брат его Владимир на Волоке, а мать Владимирова и княгиня в Торжке, а Герасим владыка коломенский в Новгороде». Коломна также была охвачена мятежом, и «Герасим владыка коломенский» был вынужден бежать в Великий Новгород. Ну а то, что татары, отступая, пограбили Рязанскую землю, вполне в порядке вещей. Слабого обидеть может любой. Тем более что у Тохтамыша был на князя рязанского зуб — Олег, когда шла борьба за золотоордынский престол, поддерживал Мамая, а точнее, недостаточно активно поддерживал Дмитрия и Тохтамыша.
«Князь же Олег Рязанский то увидав, убежал. Царь же к Орде идя от Рязани, отпустил посла своего, шурина Шихмата, к князю Дмитрию Суздальскому вместе с его сыном, с князем Семеном, а другого сына его, князя Василия, взял с собою в Орду».
Налицо стандартный обмен заложниками. Таковой происходит обычно между сторонами, давшими друг другу некие взаимные обязательства, как гарантия того, что обязательства эти будут выполнены. Обмен заложниками — явление обычное и часто применявшееся в древности. Заложники совершенно не обязательно должны томиться в тюрьме. Обычно самые высокопоставленные из них живут при дворе государя, приобщаясь к иностранной жизни, порой самостоятельно интригуя. Им возбраняется только бежать на родину. Так что все это говорит о том, что между Тохтамышем и Дмитрием Константиновичем Нижегородским установились взаимоотношения, которые были настолько серьезны, что требовали взаимных обязательств.
«После того, как татары отошли не по многим дням благоверный князь Дмитрий и Владимир, каждый со своими боярами старейшими, въехали в свою отчину, в град Москву…
И повел тела мертвых хоронить, и давал от 40 мертвецов по полтине, а от 80 по рублю. И всего дано было на погребение мертвых 300 рублей».
Выходит, за счет князя было похоронено 24 000 человек. Так сколько же было у Тохтамыша воинов, что «сила их изнемогла, сабли их не имут — острия их притупились» при посечении 24 тысяч жителей? Либо здесь явное преувеличение, либо татар было очень мало. Ведь чтобы утомиться при резне, каждый должен был убить хотя бы несколько москвичей. А москвичи гибли, как указано в летописи, еще и от огня, и от воды. Многие исследователи считают, что погибло 12 тысяч человек, цифра в 24 тысячи им представляется завышенной в два раза. Получается, что армия Тохтамыша была численностью никак не более десяти тысяч. А вернее всего, она не превышала двух-трех тысяч отборных всадников.

Многие историки склонны обвинять Дмитрия Донского в разорении Москвы, ведь Куликовская битва привела к нарушению баланса сил в Орде! Ее прямым результатом стало утверждение у власти в улусе Джучи законного хана Тохтамыша и сожжение Москвы в 1382 г., что авантюра Дмитрия задержала на столетие падение ордынской власти и т.д.
«Но ведь поход Мамая мог закончиться для Руси трагически - вспомним нашествие Батыя...», - утверждают защитники Дмитрия, на что критики политики Дмитрия отвечают, что и после Куликовской битвы баланс сил между Москвой и Сараем изменился, Тохтамыш хотя и захватил спустя два года Москву, но дальше не пошел... Критики отмечают, что поход Тохтамыша 1382 г., объединившего в своих руках весь улус Джучи (Мамай такими военно-политическими ресурсами не обладал), по своим последствиям невозможно сопоставить с нашествием хана Бату.
Мало того, что критики считают нашествие Мамая слабой угрозой для Руси, они обвиняют Дмитрия в том, что поход Мамая на Русь был спровоцирован политикой самого Дмитрия. Это не значит, что Мамай был блаженным миротворцем, что он был подобен Махатме Ганди, или, как Чемберлен, боялся войны. Это был алчный и жестокий временщик, жаждавший власти и, естественно, никогда не останавливавшийся перед применением насилия. Но Дмитрий в течение нескольких лет (с 1374 г.) отказывался платить Мамаю дань. Для этого у Москвы были некоторые формальные основания: ханы, которых Мамай сажал на ордынский трон, были его марионетками. Этот отказ от выплаты «выхода» и стал главной причиной мамаева нашествия. Так что Дмитрий сам несет ответственность за то, что над Русью нависла тогда угроза ордынского погрома.
Поражение Мамая в Куликовской битве кардинально изменила баланс сил в улусе Джучи. После смерти в 1357 г. хана Джанибека в Орде началась не прекращавшаяся смута. Улус Джучи распался на две части: вскоре на западе укрепился Мамай, а на востоке – Тохтамыш. Этот распад был для Руси и Москвы гораздо более благоприятным вариантом развития событий, чем существование единого ордынского государства. Победа Дмитрия над Мамаем открыла дорогу временному восстановлению сил Орды – под властью законного хана-чингисида Тохтамыша. Когда армии Мамая и Тохтамыша вскоре сошлись для сражения, его фактически не произошло - к Тохтамышу перебежало почти все войско дискредитировавшего себя на Куликовом поле Мамая. А потери ордынцев в Куликовской битве не столько ослабили Орду (в условиях существования кочевой государственности приток новых сил из глубин восточного Дешт-и-Кыпчак позволял восстановить людские ресурсы армии), сколько вызвали всплеск завоевательного энтузиазма после обретения всем улусом законного хана-чингисида (в походе 1382 г. участвовали многие мурзы Мамая и родственники погибших в 1380 г., жаждавшие мести).
После того, как хан Тохтамыш (чингисид, а не временщик) разгромил Мамая, занял трон в Сарае, а потом сжег Москву, Дмитрий, по мнению критиков Великого князя, выплатил ему всю задолженность за прошлые годы – как своему законному владыке, в том числе и те суммы, которые этот князь ранее отказывался отдать Мамаю. Хотя существует обоснованное замечание Горского о том, что Тохтамыш не стал требовать дани с Дмитрия за те годы, в которые он не выплачивал ее Мамаю (Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000, с. 108-109). Но даже если Дмитрий и не выплатил дань Тохтамышу за 1374-1379 гг., Русь расплатилась за действия московского князя иначе: жертвами разоренных Тохтамышем территорий.
Но как мы видим, критики упустили из виду массу важнейших деталей:
«По прошествии нескольких дней князь Дмитрий послал свою рать на князя Олега Рязанского. Олег же со своей дружиной едва убежал, а землю Рязанскую до всю захватили и пусту сотворили — пуще ему было, чем от татарских ратей», — злорадно пишет московский летописец.
Тут мы наблюдаем интереснейшую картину. Тохтамыш и Дмитрий Иванович поступают с Рязанью как близнецы-братья. Ну а то, что Дмитрий прочистил рязанские закрома еще тщательней, чем Тохтамыш, — неудивительно. У него было просто больше времени и возможностей для методичного разрушения основ экономики противника и для вывоза награбленных ценностей.
«По делам их узнаете их» — не так ли? По делам получается, что Тохтамыш на протяжении всего своего похода действовал в интересах Дмитрия Ивановича. И разгром восставшей против Дмитрия Москвы, и разорение княжества Рязанского можно рассматривать как ответный шаг Тохтамыша, благодарного Дмитрию за те жертвы, которые понесло Московское княжество на Куликовом поле.
И новый царь Золотой Орды, царство которого заработано в том числе и легшими костьми у Непрядвы полками Дмитрия, таким образом просто поддержал пошатнувшуюся власть своего верного и очень ценного вассала. И одновременно сохранил власть Орды над Москвой. А ведь власть эта могла бы уйти из Тохтамышевых рук, если бы пролитовский переворот в Московском княжестве удался!
«Той же осенью приехал посол на Москву к князю Дмитрию от Тахтамыша, именем Карач, яже о мире».
То есть послы с предложением о мире приехали на неостывшее еще пепелище. И добились его. И, как известно из истории, получили от Москвы немалую дань. Могло ли быть так, чтобы Дмитрий платил дань царю, сумевшему взять его столицу, обороняемую плохо организованной толпой, только обманом? Царю, захватившему кроме Москвы лишь три городка (Серпухов, Переяславль-Залесский, Коломна), испугавшемуся одного вида случайно встреченного его мародерами отряда Владимира Андреевича и бежавшего, не дав ни одного крупного боя, не потерпев ни одного поражения? Летопись и критики Дмитрия пытаются нас убедить, что Дмитрий из страха перед новым нашествием платил дань именно такому — царю Тохтамышу. Это очень трусливый и бестолковый Дмитрий, в окружении которого нет ни одного здравомыслящего человека. Да и Тохтамыш не лучше. Оба они представлены персонами, которые