ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ... 
В 1381 году Олег Рязанский признал себя «младшим братом» и заключил с Дмитрием антиордынский договор, аналогичный московско-тверскому договору 1375 года, и обещал вернуть захваченных после Куликовской битвы пленных:
«А что князь великии Дмитрии и брать, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того веремени что грабеж или что поиманые у князя у великого людии у Дмитрия и у его брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» (Грамота великого князя Олега Ивановича великому князю Дмитрию Ивановичу).
Странно, что поредевшее войско возвращалось разными дорогами, да и еще грабить себя позволило. Наместников Дмитрий не мог поставить, поскольку не мог нарушить суверенитет Рязанского княжества и, как известно из других летописей, он это не делал, а посему мы еще раз получили доказательство, что данный отрывок был сочинен в эпоху покорения Рязани Москвой. Возможно имел место, какие-то столкновения между Москвой и Рязанью, неудачные для Москвы, и именно о возвращении этих военнопленных идет речь в Грамоте.
У князя Олега была трудная и противоречивая судьба и посмертная недобрая слава, которая была создана московскими летописцами и дошедшая до наших дней. Изменник, ставший все же святым. Князь, которого окрестили «вторым Святополком» на Москве, но которого любили рязанцы и были верны ему и в победах и после поражений, который является яркой и значимой фигурой в жизни Руси XIV века. Примечателен факт, в докончальной грамоте 1375 года между Дмитрием Ивановичем Донским и Михаилом Александровичем Тверским – основными конкурентами за господство и великое княжение Владимирское, в качестве третейского судьи по спорным делам указан князь Олег Рязанский. Это свидетельствует о том, что Олег являлся на тот момент единственно авторитетной фигурой, великим князем, не стоявшим ни на стороне Твери, ни на стороне Москвы. Более подходящую кандидатуру на роль третейского судьи найти было практически невозможно.
В 1380 году Олег вступил в переговоры с Мамаем и возможно с Ягайло против Дмитрия, что традиционно трактуется как его измена общерусскому делу. Однако если смотреть объективно, то действия Олега можно расценивать как дипломатическую игру с целью уберечь свои земли от повторных разорений, склонить Дмитрия встретить Мамая ещё до его прихода на Рязанскую землю и даже как намеренное введение в заблуждение Мамая и Ягайла относительно возможного соединения с ними на Оке. Дмитрий вывел свои войска за Оку, тем не менее, не нанеся удара по Рязани, а пройдя западнее основных земель Рязанского княжества: «И наступил месяц август, дошли из Орды известия и до христолюбивого князя, что поднимаются на христиан измаильтянские племена. Олег же, совсем отступивший от христианской веры из-за союза с погаными, послал к князю Дмитрию весть обманную: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя. Да будет тебе известно и то, что идет на тебя литовский Ягайло со всею силою своею».
Летописец обвиняет Олега во лжи, но ведь на деле он сообщил замыслы противников. В чем предательство и ложь? Олег не скрывает, что его земле, по которой пройдут войска двух, если не трех, армий ничего доброго ждать не приходится. В благодарность за сведения князь Дмитрий наказал своим ратникам: «Князь же великий, распределив полки, повелел им через Оку-реку переправляться и приказал каждому полку и воеводам: «Если же кто пойдет по Рязанской земле,- не коснитесь ни единого волоса!» (СМП).
В «Задонщине» упоминается даже о гибели 70 рязанских бояр с русской стороны:
«Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр рязанских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».
Число рязанцев наибольшее среди бояр. Следовательно, напрашивается вывод, что если Олег Рязанский и не участвовал в Куликовской битве, дабы подстраховаться на случай поражения Московской рати, то по крайней мере отправил крупные подкрепления Дмитрию и Владимиру.
Был ли сговор Мамая и Ягайлы о совместном походе на Русь?
Сохранились источники, которые на первый взгляд проливают свет на данный вопрос. Речь идет о немецких хрониках конца XIV – начала XV века и позднейших сочинений, основанных на их известиях, сообщающие о битве русов с ордынцами, в которой некоторые исследователи узнают знаменитое сражение на Дону. Самые ранние краткие упоминания о Куликовской битве сохранились у двух прусских хронистов, современников события: Иоганна Позильге и Дитмара Любекского.
Дитмар Любекский, монах-францисканец Торнского монастыря, довёл свою хронику на латинском языке до 1395 г. Затем его продолжатель до 1400 г. перевёл её на нижненемецкий. Иоганн Позильге, чиновник из Помезании, живший в Ризенбурге, писал хронику также на латыни с 60-70-х гг. XIV в. до 1406 г. Затем его продолжатель до 1419 г. перевёл её на верхненемецкий.
Хроника Иоганна Позильге: «В том же году была большая война во многих странах: особенно так сражались русские с татарами у Синей Воды, и с обеих сторон было убито около 40 тысяч человек. Однако русские удержали [за собой] поле. И, когда они шли из боя, они столкнулись с литовцами, которые были позваны татарами туда на помощь, и убили русских очень много и взяли у них большую добычу, которую те взяли у татар».
Хроника Дитмара Любекского: «В то же время была там великая битва у Синей Воды (blowasser) между русскими и татарами, и тогда было побито народу с обеих сторон четыре сотни тысяч. Русы выиграли битву. Когда они хотели отправиться домой с большой добычей, то столкнулись с литовцами, которые были призваны на помощь татарами, и отняли у русов их добычу, и убили многих из них на поле».
Сведения их о Куликовской битве в наиболее «полным» описании сохранились в «Вандалии» немецкого богослова и историка Альберта Кранца, жившего во второй половине XV в. – начале XVI в. в Гамбурге. Он служил соборным деканом (старшим священником церкви) и в 1517 г. умер. «Вандалия» доведена до 1501 года и была издана уже после смерти автора, в 1519 г.
Вот как событие отражено в кельнском издании 1519 г.: «Также в это время была в одном месте, что называется Флавассер (Flawasser), большая битва между русскими и татарами, доселе неслыханная между людьми. Ведь в ней было убито 200.000 человек. Обычай этих народов не таков, как у нас, поскольку скачут они и туда, и сюда и стреляют друг в друга из луков. Как обычно сражаются оба народа не стоя, а набегая большими вереницами, бросают копья и ударяют, и вскоре отступают назад. Победа склонилась к русским, которые захватили немалую добычу скота, ведь [татары] другой [добычей] не обладают.
Однако русские недолго радовались победе, потому что татары объединились с литовцами, устремились за русскими, уже возвращавшимися назад, и добычу, которую потеряли, отняли, и многих из русских, повергнув, убили. Это произошло в год Господа нашего и Спасителя от рождения 1381. В это время в Любеке собрался съезд и сходка всех народов общества, которое называется Ганзой».
Более ранние хроники (например, хроника Германа Корнера) представляют сюжет о Куликовской битве покороче: у них нет описания варварских обычаев «потомков скифов». Тем не менее сюжет о внезапном нападении литовцев и поражении русских присутствует и там. И дата более точная – 1380.
Итак, Детмар, Позильге и Кранц с небольшими вариациями повторили известие о битве русов с татарами. Несовпадение информации русских летописей и немецких хроник бросается в глаза. Так, в Новгородской летописи указано: «1380: «Тогда же была дарована победа князю великому месяца сентября в 8… князь же великий Дмитрий… сам приехал Богом хранимый в стольный и большой город Москву, в отчизну свою, с братом Владимиром».
Традиции русского летописания и немецкой позднесредневековой хронистики между собой не связаны. Немецкие хронисты не читали русских летописей, и, наоборот, русские летописцы не были знакомы с немецкими хрониками. Но из каких тогда устных источников немецкие хронисты могли узнать о битве на Куликовом поле?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо отыскивать в хрониках событие, где были бы задействованы «литовцы», «немцы» и «русские» и которое бы было хронологически близким к битве на Куликовом поле. Таких событий было два.
Известие о Куликовской битве, возможно, попало в Германию из Руси благодаря ганзейскими купцам прибалтийских городов (союз этих городов назывался Ганзой), торговавших с Русью и Литвой. В 1381 году в Любеке проходил ганзейский съезд, и здесь же находился один из названных хронистов – Детмар.
Возможен и другой источник – осада Полоцка литовским князем Скиргайлом осенью 1381, достаточно хорошо отраженная и в новгородским летописании, и в орденских хрониках.
Во время династического кризиса 1370-80-х в Великом Княжестве Литовском полоцкий князь Андрей Ольгердович вместе с братом Дмитрием Ольгердовичем сбежал на службу к московскому князю Дмитрию Ивановичу (они сражались на стороне русской армии против татар на Куликовом поле). Великий князь Литовский Ягайло назначил своего брата Скиргайло Ольгердовича полоцким князем. Но полочане выгнали Скиргайло за его «язычество». В ответ последний пришел под город с «немецким войском» – армией ливонского магистра.
В тексте хроники Виганда из Марбурга упоминается один из непосредственных участников осады: «Comes Starke de Marchia comesque Clevensis» (могущественный граф Марки и граф Клеве). Таким образом, в осаде Полоцка участвовали представители графств Клеве и Марки, земли которых находились недалеко от современной границы Германии и Нидерландов.
Из местных хроник графов Марки (хроника Левольда фон Нортгофа; Lewold von Northof) и клевской хроники Герта ван дер Шюрена (Gert. v. d. Schüren) следует, что один из графов Марки – Энгельберт III (1330-1390) – участвовал в походе против «язычников и сарацинов» города «Plosko». Из хроники ван дер Шюрена можно понять, что осенью 1381 года, после похода против полоцких «язычников», в Кенигсберге состоялась поминальная трапеза. Во время таких трапез «гости» – иностранные рыцари, которые принимали участие в походах Тевтонского ордена, – описывали свои «подвиги», а также новости, которые они слышали в походах.
Вполне вероятно, что рассказ о Куликовской битве и нападении литовцев был передан такими рыцарями, как граф Энгельберт на трапезе в Кенигсберге, а потом услышан во время ганзейского съезда.
Однако известие немецких хроник нельзя доверчиво целиком принимать. Во-первых, рассказ о победоносной акции литовского войска («литовцы отняли у русских добычу, и множество их убили в поле») не подтверждается русскими источниками. Летописная повесть 1425 года свидетельствует лишь о том, что Ягайло, пришедший «Мамаю пособляти», опоздал на один день или меньше. На это некоторые исследователи предполагают, что здесь, в отличие от текста русских летописей, мы узнаем о «продолжении истории» Куликовской битвы – о появлении союзного татарам войска Великого княжества Литовского. Однако те исследователи, которые склонны принимать немецкие хроники оговариваются, что у Детмара и в сходных с ним известиях речь идет о малозначительном ограблении передовыми отрядами Ягайлы арьергардов русской дружины, возвращавшейся с поля боя.
Однако если вспомнить, что войска Дмитрия возвращались по территории Рязанского княжества, возможны два предположения: либо хронисты
«А что князь великии Дмитрии и брать, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того веремени что грабеж или что поиманые у князя у великого людии у Дмитрия и у его брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» (Грамота великого князя Олега Ивановича великому князю Дмитрию Ивановичу).
Странно, что поредевшее войско возвращалось разными дорогами, да и еще грабить себя позволило. Наместников Дмитрий не мог поставить, поскольку не мог нарушить суверенитет Рязанского княжества и, как известно из других летописей, он это не делал, а посему мы еще раз получили доказательство, что данный отрывок был сочинен в эпоху покорения Рязани Москвой. Возможно имел место, какие-то столкновения между Москвой и Рязанью, неудачные для Москвы, и именно о возвращении этих военнопленных идет речь в Грамоте.
У князя Олега была трудная и противоречивая судьба и посмертная недобрая слава, которая была создана московскими летописцами и дошедшая до наших дней. Изменник, ставший все же святым. Князь, которого окрестили «вторым Святополком» на Москве, но которого любили рязанцы и были верны ему и в победах и после поражений, который является яркой и значимой фигурой в жизни Руси XIV века. Примечателен факт, в докончальной грамоте 1375 года между Дмитрием Ивановичем Донским и Михаилом Александровичем Тверским – основными конкурентами за господство и великое княжение Владимирское, в качестве третейского судьи по спорным делам указан князь Олег Рязанский. Это свидетельствует о том, что Олег являлся на тот момент единственно авторитетной фигурой, великим князем, не стоявшим ни на стороне Твери, ни на стороне Москвы. Более подходящую кандидатуру на роль третейского судьи найти было практически невозможно.
В 1380 году Олег вступил в переговоры с Мамаем и возможно с Ягайло против Дмитрия, что традиционно трактуется как его измена общерусскому делу. Однако если смотреть объективно, то действия Олега можно расценивать как дипломатическую игру с целью уберечь свои земли от повторных разорений, склонить Дмитрия встретить Мамая ещё до его прихода на Рязанскую землю и даже как намеренное введение в заблуждение Мамая и Ягайла относительно возможного соединения с ними на Оке. Дмитрий вывел свои войска за Оку, тем не менее, не нанеся удара по Рязани, а пройдя западнее основных земель Рязанского княжества: «И наступил месяц август, дошли из Орды известия и до христолюбивого князя, что поднимаются на христиан измаильтянские племена. Олег же, совсем отступивший от христианской веры из-за союза с погаными, послал к князю Дмитрию весть обманную: «Мамай идет со всем своим царством в мою землю Рязанскую на меня и на тебя. Да будет тебе известно и то, что идет на тебя литовский Ягайло со всею силою своею».
Летописец обвиняет Олега во лжи, но ведь на деле он сообщил замыслы противников. В чем предательство и ложь? Олег не скрывает, что его земле, по которой пройдут войска двух, если не трех, армий ничего доброго ждать не приходится. В благодарность за сведения князь Дмитрий наказал своим ратникам: «Князь же великий, распределив полки, повелел им через Оку-реку переправляться и приказал каждому полку и воеводам: «Если же кто пойдет по Рязанской земле,- не коснитесь ни единого волоса!» (СМП).
В «Задонщине» упоминается даже о гибели 70 рязанских бояр с русской стороны:
«Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр рязанских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».
Число рязанцев наибольшее среди бояр. Следовательно, напрашивается вывод, что если Олег Рязанский и не участвовал в Куликовской битве, дабы подстраховаться на случай поражения Московской рати, то по крайней мере отправил крупные подкрепления Дмитрию и Владимиру.
Был ли сговор Мамая и Ягайлы о совместном походе на Русь?
Сохранились источники, которые на первый взгляд проливают свет на данный вопрос. Речь идет о немецких хрониках конца XIV – начала XV века и позднейших сочинений, основанных на их известиях, сообщающие о битве русов с ордынцами, в которой некоторые исследователи узнают знаменитое сражение на Дону. Самые ранние краткие упоминания о Куликовской битве сохранились у двух прусских хронистов, современников события: Иоганна Позильге и Дитмара Любекского.
Дитмар Любекский, монах-францисканец Торнского монастыря, довёл свою хронику на латинском языке до 1395 г. Затем его продолжатель до 1400 г. перевёл её на нижненемецкий. Иоганн Позильге, чиновник из Помезании, живший в Ризенбурге, писал хронику также на латыни с 60-70-х гг. XIV в. до 1406 г. Затем его продолжатель до 1419 г. перевёл её на верхненемецкий.
Хроника Иоганна Позильге: «В том же году была большая война во многих странах: особенно так сражались русские с татарами у Синей Воды, и с обеих сторон было убито около 40 тысяч человек. Однако русские удержали [за собой] поле. И, когда они шли из боя, они столкнулись с литовцами, которые были позваны татарами туда на помощь, и убили русских очень много и взяли у них большую добычу, которую те взяли у татар».
Хроника Дитмара Любекского: «В то же время была там великая битва у Синей Воды (blowasser) между русскими и татарами, и тогда было побито народу с обеих сторон четыре сотни тысяч. Русы выиграли битву. Когда они хотели отправиться домой с большой добычей, то столкнулись с литовцами, которые были призваны на помощь татарами, и отняли у русов их добычу, и убили многих из них на поле».
Сведения их о Куликовской битве в наиболее «полным» описании сохранились в «Вандалии» немецкого богослова и историка Альберта Кранца, жившего во второй половине XV в. – начале XVI в. в Гамбурге. Он служил соборным деканом (старшим священником церкви) и в 1517 г. умер. «Вандалия» доведена до 1501 года и была издана уже после смерти автора, в 1519 г.
Вот как событие отражено в кельнском издании 1519 г.: «Также в это время была в одном месте, что называется Флавассер (Flawasser), большая битва между русскими и татарами, доселе неслыханная между людьми. Ведь в ней было убито 200.000 человек. Обычай этих народов не таков, как у нас, поскольку скачут они и туда, и сюда и стреляют друг в друга из луков. Как обычно сражаются оба народа не стоя, а набегая большими вереницами, бросают копья и ударяют, и вскоре отступают назад. Победа склонилась к русским, которые захватили немалую добычу скота, ведь [татары] другой [добычей] не обладают.
Однако русские недолго радовались победе, потому что татары объединились с литовцами, устремились за русскими, уже возвращавшимися назад, и добычу, которую потеряли, отняли, и многих из русских, повергнув, убили. Это произошло в год Господа нашего и Спасителя от рождения 1381. В это время в Любеке собрался съезд и сходка всех народов общества, которое называется Ганзой».
Более ранние хроники (например, хроника Германа Корнера) представляют сюжет о Куликовской битве покороче: у них нет описания варварских обычаев «потомков скифов». Тем не менее сюжет о внезапном нападении литовцев и поражении русских присутствует и там. И дата более точная – 1380.
Итак, Детмар, Позильге и Кранц с небольшими вариациями повторили известие о битве русов с татарами. Несовпадение информации русских летописей и немецких хроник бросается в глаза. Так, в Новгородской летописи указано: «1380: «Тогда же была дарована победа князю великому месяца сентября в 8… князь же великий Дмитрий… сам приехал Богом хранимый в стольный и большой город Москву, в отчизну свою, с братом Владимиром».
Традиции русского летописания и немецкой позднесредневековой хронистики между собой не связаны. Немецкие хронисты не читали русских летописей, и, наоборот, русские летописцы не были знакомы с немецкими хрониками. Но из каких тогда устных источников немецкие хронисты могли узнать о битве на Куликовом поле?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо отыскивать в хрониках событие, где были бы задействованы «литовцы», «немцы» и «русские» и которое бы было хронологически близким к битве на Куликовом поле. Таких событий было два.
Известие о Куликовской битве, возможно, попало в Германию из Руси благодаря ганзейскими купцам прибалтийских городов (союз этих городов назывался Ганзой), торговавших с Русью и Литвой. В 1381 году в Любеке проходил ганзейский съезд, и здесь же находился один из названных хронистов – Детмар.
Возможен и другой источник – осада Полоцка литовским князем Скиргайлом осенью 1381, достаточно хорошо отраженная и в новгородским летописании, и в орденских хрониках.
Во время династического кризиса 1370-80-х в Великом Княжестве Литовском полоцкий князь Андрей Ольгердович вместе с братом Дмитрием Ольгердовичем сбежал на службу к московскому князю Дмитрию Ивановичу (они сражались на стороне русской армии против татар на Куликовом поле). Великий князь Литовский Ягайло назначил своего брата Скиргайло Ольгердовича полоцким князем. Но полочане выгнали Скиргайло за его «язычество». В ответ последний пришел под город с «немецким войском» – армией ливонского магистра.
В тексте хроники Виганда из Марбурга упоминается один из непосредственных участников осады: «Comes Starke de Marchia comesque Clevensis» (могущественный граф Марки и граф Клеве). Таким образом, в осаде Полоцка участвовали представители графств Клеве и Марки, земли которых находились недалеко от современной границы Германии и Нидерландов.
Из местных хроник графов Марки (хроника Левольда фон Нортгофа; Lewold von Northof) и клевской хроники Герта ван дер Шюрена (Gert. v. d. Schüren) следует, что один из графов Марки – Энгельберт III (1330-1390) – участвовал в походе против «язычников и сарацинов» города «Plosko». Из хроники ван дер Шюрена можно понять, что осенью 1381 года, после похода против полоцких «язычников», в Кенигсберге состоялась поминальная трапеза. Во время таких трапез «гости» – иностранные рыцари, которые принимали участие в походах Тевтонского ордена, – описывали свои «подвиги», а также новости, которые они слышали в походах.
Вполне вероятно, что рассказ о Куликовской битве и нападении литовцев был передан такими рыцарями, как граф Энгельберт на трапезе в Кенигсберге, а потом услышан во время ганзейского съезда.
Однако известие немецких хроник нельзя доверчиво целиком принимать. Во-первых, рассказ о победоносной акции литовского войска («литовцы отняли у русских добычу, и множество их убили в поле») не подтверждается русскими источниками. Летописная повесть 1425 года свидетельствует лишь о том, что Ягайло, пришедший «Мамаю пособляти», опоздал на один день или меньше. На это некоторые исследователи предполагают, что здесь, в отличие от текста русских летописей, мы узнаем о «продолжении истории» Куликовской битвы – о появлении союзного татарам войска Великого княжества Литовского. Однако те исследователи, которые склонны принимать немецкие хроники оговариваются, что у Детмара и в сходных с ним известиях речь идет о малозначительном ограблении передовыми отрядами Ягайлы арьергардов русской дружины, возвращавшейся с поля боя.
Однако если вспомнить, что войска Дмитрия возвращались по территории Рязанского княжества, возможны два предположения: либо хронисты
Навигация (1/3): далее >
0 
0 
0  |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ... 
Тамагочи
Очаровательные питомцы в вашем телефоне! Кормите...
