Крамольная Быль (Вместо предисловия) (ч.1).

Крамольная Быль Средневековой Руси.

Автор: русский народ в соавторстве с
Рыбаковым Б.А., Седовым В.В., Похлебкиным В.В.,
Кузьминым А.Г., Яниным В.Л,
Мавродиным В.В.,Фрояновым И.Я,
Королевым А.С. и мн. др. исследователями.

Вместо предисловия.

«Спрос на порнографическую литературу упал. Публика начинает интересоваться сочинениями по истории и естествознанию», — писала газета начала XX века. Слова эти вполне могут быть отнесены и к сегодняшнему дню, что может только радовать профессиональных историков, если бы не одно «но»: большинство работ, предназначенных для широкого круга читателей, принадлежит перу любителей. Такое положение сложилось уже достаточно давно, в середине 1980-х годов, когда журналисты и писатели первыми открывали обществу запретные темы и заполняли пресловутые «белые пятна». Прошли полтора десятилетия, общество успокоилось, ныне мало кого из читательской аудитории интересуют «троцкизм», «космополитизм» и прочие «измы». История для многих оказывается тем интереснее, чем далее ее события отстоят от сегодняшнего дня. А среди пишущих по-прежнему больше любителей, чем профессионалов.
Писать о русской древности невероятно сложно. Возникает, прежде всего, проблема источников. В отличие от истории XVII–XX веков, где главными источниками наших знаний являются богатые архивные собрания, история до-монгольской Руси крайне бедна письменными материалами. Сохранившихся рукописей того времени насчитываются единицы. Долгое время не было известно вообще ни одной подлинной рукописи ранее середины XI века. Лишь в июле 2000 года в Новгороде археологами были найдены три деревянные дощечки, скрепленные деревянными шпонками. На дощечках имеются заполненные воском углубления, исписанные красивым мелким почерком. Датируются дощечки вторым десятилетием XI века, текст же содержит отрывок из Псалтыри. Это, пожалуй, — древнейший из датированных памятников славянской письменности{1}. От второй же половины XI века сохранилось всего 7 подлинных рукописей. Все это — церковные книги. Они представляют большую ценность как источники для изучения истории русской письменности и культуры. Но для исследования других вопросов истории Древней Руси они ничего не дают. От XII века сохранилось всего 8 подлинных памятников письменности, из них 6 церковных книг и 2 небольших по объему акта. Подлинных письменных памятников, датируемых XIII веком, дошло до нас 20, но только 7 из них возникли до монголо-татарского нашествия{2}.
Сохранившиеся до наших дней произведения — это менее одного процента от всего написанного в Киевской Руси. Книги гибли во время набегов половцев и нашествий татар. Трудно себе даже представить, какие интересные библиотеки погибли под копытами орд Батыя. Для примера отметим, что в 1382 году, спустя полтора столетия после установления ордынского ига, когда хан Тохтамыш осадил Москву, жители города, пригородов и окрестных сел снесли все свои книги в московские каменные церкви. Книг было так много, что они были навалены до самых сводов. Москва была, как известно, разграблена, а все книжные собрания в церквах уничтожены. Все погибшие тогда книги были рукописными, существующими, следовательно, в лучшем случае, всего в нескольких десятках экземпляров. Гибли книги и позднее, ибо Россия воевала беспрестанно. Нашествия сопровождались пожарами. Пожары в деревянных городах вспыхивали и сами собой. Пожар Москвы 1812 года пожрал столь много, что и описать невозможно. В его огне погибли, по крайней мере, 13 рукописных коллекций, находившихся частном владении или вошедших в собрания ведомственных, учебных и научных учреждений, только в трех из которых насчитывалось свыше 640 рукописных книг{3}. Тогда же погиб единственный список «Слова о полку Игореве», произведения конца XII века.
Но самым страшным врагом книг всегда было невежество. Вплоть до знаменитых экспроприаций книжных собраний 1917–1918 годов большинство древних книг хранилось в собраниях частных лиц и монастырей. Не всегда наследники собирателя и монахи были способны оценить всю ценность доставшегося им. Они распродавали библиотеки (еще в XVIII–XIX веках ценнейшие рукописи можно было приобрести у букинистов или даже у уличных торговцев). Иногда книгам везло — их приобретали истинные ценители.
Одним из таких собирателей был государственный канцлер граф Н. П. Румянцев (1754–1826). Выйдя в 1814 году в отставку, граф занялся организацией и финансированием научных изысканий, привлек к сотрудничеству десятки выдающихся любителей и профессионалов, собиравших на деньги Румянцева всевозможные древности, прежде всего — рукописи, в России и за рубежом. По подсчетам специалистов, канцлер затратил на научные предприятия более 1 миллиона рублей{4}. Но результат был впечатляющим: «У него (Н. П. Румянцева. — А.К.) была крупнейшая библиотека в России, насчитывающая около 28,5 тысяч книг, среди которых почти полторы тысячи — русских, в том числе — 213 старопечатных. Отдел истории включал более 12 тысяч томов. Богатейшее собрание оригинальных славянских рукописей и их копий насчитывало свыше 700 номеров. В нумизматическом кабинете только греческих и восточных монет оказалось около полутора тысяч экземпляров, а в этнографической коллекции находились предметы быта, оружие, одежда, украшения русских, алеутов, коряков, а также народностей, населявших Филиппинские, Сандвичевы и другие острова. Граф владел и богатым собранием разных минералов. По универсальности подбора всевозможных памятников и их научной ценности все собрания Румянцева занимали одно из первых мест в России начала XIX в.»{5}. Благородный человек и патриот, Н. П. Румянцев подарил свою библиотеку и коллекции Отечеству. В его доме в Петербурге в 1831 году, на основе библиотеки и собраний графа, был открыт Румянцевский музей, переведенный в 1860-е годы в Москву. Именно собрание Н. П. Румянцева составило основу нынешней Ленинской библиотеки.
Но таких, как Румянцев, было единицы. Один из его сотрудников П. М. Строев отмечал, что колоссальное количество письменных памятников гниет в сырых подвалах учреждений, на колокольнях, в монастырских и церковных хранилищах, «никем не хранимых и никем не описанных, в архивах, кои нещадно опустошает время и нерадивое невежество, в кладовых и подвалах, недоступных лучам солнца, куда груды древних книг и свитков снесены для того, чтобы грызущие животные, черви, ржа и тля могли истреблять их удобнее и скорее». Бумажный «хлам» использовали на растопку печей, просто жгли, чтобы избавиться от лишнего, топили в реках, торговцы покупали книги на вес и заворачивали в страницы товар, проходившие через монастыри воинские части использовали пергамен для изготовления стелек в сапоги, его расхищали и вывозили за границу иностранцы. Другой участник румянцевской «дружины» К. Ф. Калайдович восклицал: «Какой отчет дадим мы просвещению? У нас нет полного собрания древностей или хотя такого, который бы предвосхитил прочие: один имеет то, другой — другое и все это рассеяно в руках частных, неверных»{6}. Однажды митрополит Евгений Болховитинов, направляясь в Юрьев монастырь под Новгородом, встретил по дороге воз с монастырскими книгами, предназначенными для уничтожения. Он вернул книги в монастырь и, приступив к их разбору, нашел там ценнейшие рукописи, в том числе и XI века. Все это случаи из XIX века. Но XX век не исключение. Бывало, уничтожались книги из разоренных церквей и монастырей, а иконами, как ненужными досками, колхозники выкладывали дорогу к свинарнику.
Основным нашим источником по истории Киевской Руси являются летописи. Это типичные для той эпохи исторические сочинения, характерной особенностью которых по форме является погодная запись событий, подробная в одних случаях и очень краткая в других. Всего до нас дошло более двухсот летописных текстов, хранящихся ныне в различных библиотечных, музейных и архивных собраниях. С середины XIX века они публикуются учеными в виде выпусков «Полного собрания русских летописей». На сегодняшний день вышло лишь более сорока томов. Они неоднократно публиковались, а с 1997 года издательство «Языки русской культуры» осуществляет репринтное переиздание «Полного собрания». В свет вышло уже около двадцати томов.
Сразу оговорюсь — в распоряжении историков нет ни одной летописной рукописи X–XIII веков. Однако позднейшие летописцы XIV–XVI веков, труды которых до нас дошли, переписывали более ранние летописи, сводили несколько летописных произведений в одно. Поэтому все имеющиеся у нас летописи называются «сводами». Ранние летописи редактировались, сокращались или дополнялись сводчиками. Беря в руки летопись, невозможно знать заранее, кому принадлежит интересующий нас текст: автору середины XI века, либо редактору или переписчику, жившим на 100 или даже 500 лет позднее. Несмотря на это, на основе поздних летописных сводов, ученые могут восстановить тексты более ранних летописей. Но это — сложный, кропотливый труд, удел профессионалов высочайшего класса.
В большинстве русских летописных сводов русская история до начала XII века включительно излагается, следуя тексту Повести временных лет. Но и сама Повесть является сводом еще более ранних летописных сводов. Специалисты спорят о числе этих сводов, о месте и времени их составления, их авторстве, о времени начала летописания на Руси вообще (одни относят его к первой половине XI века, другие — к концу X века). Несомненно, что каждый из авторов сводов, предшествующих Повести временных лет, кроме летописей использовал какие-то другие материалы — литературные произведения, воспоминания участников событий, народные сказания, документы из княжеских и городских архивов, сведения, заимствованные у византийских авторов. К. Н. Бестужев-Рюмин справедливо отмечал, что итоговый труд — Повесть временных лет — «является архивом, в котором хранятся следы погибших для нас произведений первоначальной нашей литературы»{7}.
Повесть временных лет была написана около 1110 года. Одни исследователи считают ее автором монаха Нестора, другие убедительно доказывают, что Нестору эта честь не принадлежит. В 1116 и 1118 годах первоначальный текст Повести был отредактирован. Между этими двумя редакциями есть некоторые расхождения. С редакцией 1116 года можно ознакомиться по Лаврентьевской летописи (доведена до 1305 года, дошла в списке 1377 года){8} и по Радзивиловской летописи{9} (конец XV века), в которые Повесть временных лет была введена сводчиками в качестве начальной части. Радзивиловская летопись доведена до 1206 года и украшена большим количеством миниатюр (604 рисунка). Миниатюры были перерисованы сводчиками XV века с образцов XIII века. Кроме того, неоднократно издавался перевод Повести временных лет в редакции 1116 года на современный язык. Наиболее распространенным является перевод Д. С. Лихачева{10}. Внимания заслуживает также и полный перевод Лаврентьевской летописи, выполненный А. Г. Кузьминым{11}. Редакция же 1118 года представлена в Ипатьевской летописи (XV век){12}, также в качестве начальной части этой летописи.
Читая Повесть временных лет, следует помнить, что ее составители были люди крайне тенденциозные, выполнявшие волю заказчика (в редакциях 1116 и 1118 годов — волю киевского князя Владимира Мономаха). Сводчик, опираясь на комплекс своих политических, религиозных и житейских представлений, заносил в летопись не все известные ему события, а только подходившие к его убеждениям и требованиям заказчика, остальные же безжалостно отбрасывал. Не случайно во всех дошедших до нас летописях повествование о Руси IX–XII веков ведется на основе составленной в Киевской земле Повести временных лет, как будто в других землях не было своего летописания. А ведь в XI–XII веках существовало много центров летописания.