ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ... 
Под Новгородом, в Перыни, где находился языческий храм крамольников, переделанный Добрыней в жертвенник с идолом Перуна, была построена церковь Рождества Богородицы (восьмиконечная звезда символ Солнца стала звездой Богородицы).
Обратимся к летописи:
«6498 (992). Добрыня, Дядя Владимира, отправился в Великий Новгород, и все идолы сокрушил, и требища разорил, и многих людей крестил, и церкви воздвиг, и священников поставил по городам и селам новгородского предела. Кумира же Перуна посекли, и низвергли на землю, и, привязав веревки, повлекли его по калу, бив жезлами и топча. И в это время вошел бес в того бездушного кумира Перуна и в нем возопил, как человек: «О горе мне! Ох мне! Достался я немилостивым рукам». И сбросили его люди в реку Волхов и заповедали, чтобы никто его не перенял. Он же, проплывая сквозь великий мост, ударил по мосту своей палицей и сказал: «Здесь пусть тешатся люди новгородские, вспоминая меня», и тут творили безумные люди многие годы, сходились в некие праздники и устраивали представления, и творили бои» (Мазуринский летописец. ПСРЛ. т. 34, М.1968.). Здесь, как и в предыдущем эпизоде, мы видим, что ни о каком насилии над народом речь не идет!!! Добрыня в Великом Новгороде поступил так же, как поступил Владимир в Киеве, сокрушил кумиры богов, которые ранее сам и воздвиг. О каких-либо жертвах среди язычников известий нет. Более того, отрывок «тут творили безумные люди многие годы, сходились в некие праздники и устраивали представления, и творили бои» говорит, скорее, в пользу отсутствия каких-либо серьезных санкций в отношении язычников.
Вполне естественно, что были и те, у которых эти действия вызвали негодование, об этом говорит сама летопись «оплакивали его неверные люди», однако, не стоит полагать, что таковых было большинство, скорее наоборот. Многие покинули центральные города, и ушли в окраинные грады и веси, где язычество держалось многие века. Некоторые язычники, по-видимому, совершали ограбления христианских священнослужителей (иногда доходило до убийств), а также людей, изменивших древним народным верованиям и принявшим крещение, т.е. зажиточных людей. Но это не были открытые бунты против новой религии. Советские церковные историки О. М. Рапов, Е. К. Дулуман и Е. Ф. Глушак утверждают, что именно этих разбойников, упомянутых в «Повести временных лет», требовали казнить епископы. Князь Владимир, как утверждает летописец, вначале отказывался применять казнь, по-видимому, помня о заповеди «Не убий!», и, надеясь мягким обращением склонить их к христианству и к прекращению вражды. Владимир говорил: «Боюсь греха», но епископы потребовали от него применения к язычникам-разбойникам самых жестоких мер: Ты поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милость. «Владимир же отверг виры и начал казнить разбойников».
В «Истории Российской» В.Н. Татищев — родоначальник отечественной исторической науки, писал: «По опровержении идолов и крещении множества знатных людей митрополит и попы, ходящие по граду, учаху люди вере Христове. И хотя многие приимали, но множайшии, размышляя, отлагали день за день; инии же закоснелые сердцем ни слышати учения не хотели». Тогда Владимир приказал. И те, кто не хотел креститься, «нуждою последовали». Но были и «окаменелые сердцем, яко аспида, затыкаюсче уши своя, уходили в пустыни и леса» (Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М.; Л., 1963. С. 63.).
Владимир первоначально вынудил язычников покинуть свои дома, но позднее он не мог контролировать столь обширную территорию, язычники стали возвращаться, а потомки Владимира, раздираемые междоусобицами, не могли проводить христианизацию. Насколько быстро и легко христианство проникло на Русь, свидетельствует тот факт, что Ярослав, идя против отца, не пытался поднять язычников, даже варяги в его войске были христианами. Также и во время борьбы Ярослава и Мстислава ни один из князей не обращался к язычникам. Это не значит, будто язычники никакой силы из себя не представляли, как хотят видеть христианские идеологи. Просто язычникам было ясно, что никакого возврата язычества в статус государственной религии уже не будет и участия в разборках христиан не принимали.
И вот теперь мы подходим к самому главному в языческой среде доказательству насильственного крещения Руси, коим является отрывок из работы российского историка В.Н. Татищева, которой был написан на основе некой старой рукописи, в основе которой лежала, условно называемая, Иоакимовская летопись. Сперва кратко перескажем содержание источника, а затем приведем оригинальный текст:
Князь Владимир поручил крестить жителей города на Волхове епископу Иоакиму и Добрыне, который в свое время принудил Новгород поклоняться Перуну. Когда новгородцы узнали о приближении непрошеных гостей, то созвали вече и поклялись все не пускать их в город «и не дати идолы опровергнута». «Разметавше мост великий», соединяющий Софийскую и Торговую стороны Новгорода, они укрепились на Софийской стороне, превратив ее в оплот сопротивления. Миссионеры между тем появились на Торговой стороне и начали свое дело, обходя «торжища» и «улицы» и призывая людей креститься. Два дня трудились «крестители», но обратить в новую веру им удалось лишь «неколико сот». А на Софийской стороне кипели страсти. Народ, рассвирепев, «дом Добрыни разориша, имение разграбиша, жену и неких от сродник его избиша». И вот тогда тысяцкий Путята переправился ночью в ладьях с отрядом в 500 воинов на противоположный берег и высадился в Людином конце Софийской стороны. К нему устремилось 5 тысяч новгородцев. Они «оступиша Путяту, и бысть междо ими сеча зла». Когда одни новгородцы сражались с Путятой, другие — «церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху». На рассвете Путяте на помощь подоспел Добрыня. Чтобы отвлечь новгородцев от битвы, он повелел «у брега некие дома зажесчи». Люди кинулись тушить пожар, прекратив сражение. Устрашенные новгородцы «просиша мира». Добрыня «дал мир»: «…идолы сокруши, древянии сожгоша, а каменнии, изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика». Затем он «посла всюду, объявляя, чтоб шли ко кресчению». Тех же, кто не хотел креститься, «воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жен ниже моста». Но «мнозии» некрещеные стали хитрить, объявляя себя крещеными. Однако хитрость не удалась: последовало распоряжение всем крещеным кресты «на выю возлагати, а иже того не имут, не верити и крестити».
Собственно, «благодаря» этому эпизоду, выражение «огнем и мечем» и закрепилось применительно к крещению Руси. Вот оригинальный текс источника (чтоб не возникало ненужных вопросов):
«В Новеграде людие, уведевше еже Добрыня идет крестити я, учиниша вече и закляшася вси не пустити во град и не дати идолы опровергнути. И егда приидохом, они, разметавши мост великий, изыдоша с оружием, и асче Добрыня с прещением и лагодными словы увесчевая их, обаче они и слышати не хотяху и вывесше 2 порока великие со множеством камения, поставиша на мосту, яко на сусчия враги своя. Высший же над жрецы славян Богомил, сладкоречиа ради наречен Соловей, вельми претя люду покоритися. Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам, учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пребыхом два дни, неколико сот крестя. Тогда тысецкий новгородский Угоняй, ездя всюду, вопил: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Народ же оноя страны, разсвирепев, дом Добрынин разориша, имение разграбиша, жену и неких от сродник его избиша. Тысецкий же Владимиров Путята, яко муж смысленный и храбрый, уготовав лодиа, избрав от ростовцев 500 муж, носчию перевезеся выше града на ону страну и вшедво град, никому же пострегшу, вси бо видевши чаяху своих воев быти. Он же дошед до двора Угоняева, онаго и других предних мужей ят и абие посла к Добрыне зареку. Людие же страны оные, услышавше сие, собрашася до 5000, оступиша Путяту, и бысть междо ими сеча зла. некия же шедша церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху. Даже на разсвитании Добрыня со всеми сусчими при нем приспе и повелеу брега некие домы зажесчи, чим люди паче устрашени бывше, бежаху огнь тушити; и абие преста сечь, тогда преднии мужи, пришедше к Добрыне, прося мира. Добрыня же, собра вои, запрети грабление и абие идолы сокруши, древяннии сожгоша, акаменнии, изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика. Мужи ижены, видевше тое, с воплем великим и слезами просясче за ня, яко за сусчие их боги. Добрыня же, насмехаяся, им весча: «Что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, кую пользу вы от них чаять можете». И посла всюду, объявляя, чтоб шли ко кресчению. Воробей же посадник, сын Стоянов, иже при Владимире воспитан и бе вельми сладкоречив, сей иде на торжисче и пачевсех увесча. Идоша мнози, а не хотясчих креститися воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста. Тогда мнозии некресчении поведаху о себе кресчеными быти; того ради повелехом всем кресченым кресты деревянни, овомедяны и каперовы на выю возлагати, а иже того не имут, не верити и крестити; и абие разметанную церковь паки сооружихом. И тако крестя, Путята иде к Киеву. Сего для людие поносят новгородцев: Путята крести мечем, а Добрыня огнем».
Исследуя этот эпизод, ученые разошлись во мнении относительно реальности существования Иоакимовской летописи, некоторые даже считали это своеобразной шуткой Татищева. Во всяком случае, все ученые считаю, что в этом известии содержится много недостоверных моментов. От чего же возникли эти сомнения? А возникли они оттого, что: 1. Татищев так и не смог представить старые рукописи ученому сообществу, так как вернул их владельцу, после смерти которого, они были утрачены. 2. Сам Татищев позволил себе некоторые вольности, например, в беловом варианте своей работы осуществил замену ряда слов «самострелы» на более древнее «пороки», «помосчь» на «пользу» и другие. 3. В самом тексте есть грубые противоречия. Например, явная нелепость, как могли новгородцы установить два порока (самострела) на мосту, если несколькими словами ранее написано, что «они, разметавши мост великий». Также сомнительной считается возможность иметь два передвижных самострела, так как анализируя источники, ученые так и не нашли известий о том, что славяне использовали подобные сооружения в оборонительных целях и хранили их в городах в мирное время, известны факты их строительства, но в походах с целью осады. Сомнительным и не доказанным считается наличие в Новгороде множества идолов, о чем упомянуто в этом отрывке, да еще и каменных. Согласно всем источникам идол был один и был он деревянным. Об этом же свидетельствует и Софийская первая летопись, которая также сообщает, что идол Перуна проплывал по реке, кстати, под выше упомянутом мостом, целым и невредимым. Об этом (что поклонялись только одному богу Перуну и идол его деревянный) свидетельствуют и археологические раскопки на месте капища в урочище Перынь. Есть и другие противоречия, не будем останавливаться на них подробно. Теперь давайте представим, что известие это достоверное, поскольку есть тому научное подтверждение. Долгое время известия Иоакимовской летописи о крещении новгородцев возбуждали недоверие у исследователей. Но специальное источниковедческое изучение и особенно археологические раскопки в Новгороде, проведенные известным советским археологом и историком В.Л. Яниным, доказали их историческую достоверность. Как показывают археологические данные, самые ранние из исследованных деревянных мостовых на территории современного Новгорода датируются X веком (по методике дендрохронологии). В городе пока не обнаружен культурный слой IX — начала X веков.
Что интересно сейчас для нас, в культурных слоях конца X века археологами в ходе раскопок обнаружены следы пожара
Обратимся к летописи:
«6498 (992). Добрыня, Дядя Владимира, отправился в Великий Новгород, и все идолы сокрушил, и требища разорил, и многих людей крестил, и церкви воздвиг, и священников поставил по городам и селам новгородского предела. Кумира же Перуна посекли, и низвергли на землю, и, привязав веревки, повлекли его по калу, бив жезлами и топча. И в это время вошел бес в того бездушного кумира Перуна и в нем возопил, как человек: «О горе мне! Ох мне! Достался я немилостивым рукам». И сбросили его люди в реку Волхов и заповедали, чтобы никто его не перенял. Он же, проплывая сквозь великий мост, ударил по мосту своей палицей и сказал: «Здесь пусть тешатся люди новгородские, вспоминая меня», и тут творили безумные люди многие годы, сходились в некие праздники и устраивали представления, и творили бои» (Мазуринский летописец. ПСРЛ. т. 34, М.1968.). Здесь, как и в предыдущем эпизоде, мы видим, что ни о каком насилии над народом речь не идет!!! Добрыня в Великом Новгороде поступил так же, как поступил Владимир в Киеве, сокрушил кумиры богов, которые ранее сам и воздвиг. О каких-либо жертвах среди язычников известий нет. Более того, отрывок «тут творили безумные люди многие годы, сходились в некие праздники и устраивали представления, и творили бои» говорит, скорее, в пользу отсутствия каких-либо серьезных санкций в отношении язычников.
Вполне естественно, что были и те, у которых эти действия вызвали негодование, об этом говорит сама летопись «оплакивали его неверные люди», однако, не стоит полагать, что таковых было большинство, скорее наоборот. Многие покинули центральные города, и ушли в окраинные грады и веси, где язычество держалось многие века. Некоторые язычники, по-видимому, совершали ограбления христианских священнослужителей (иногда доходило до убийств), а также людей, изменивших древним народным верованиям и принявшим крещение, т.е. зажиточных людей. Но это не были открытые бунты против новой религии. Советские церковные историки О. М. Рапов, Е. К. Дулуман и Е. Ф. Глушак утверждают, что именно этих разбойников, упомянутых в «Повести временных лет», требовали казнить епископы. Князь Владимир, как утверждает летописец, вначале отказывался применять казнь, по-видимому, помня о заповеди «Не убий!», и, надеясь мягким обращением склонить их к христианству и к прекращению вражды. Владимир говорил: «Боюсь греха», но епископы потребовали от него применения к язычникам-разбойникам самых жестоких мер: Ты поставлен от Бога на казнь злым, а добрым на милость. «Владимир же отверг виры и начал казнить разбойников».
В «Истории Российской» В.Н. Татищев — родоначальник отечественной исторической науки, писал: «По опровержении идолов и крещении множества знатных людей митрополит и попы, ходящие по граду, учаху люди вере Христове. И хотя многие приимали, но множайшии, размышляя, отлагали день за день; инии же закоснелые сердцем ни слышати учения не хотели». Тогда Владимир приказал. И те, кто не хотел креститься, «нуждою последовали». Но были и «окаменелые сердцем, яко аспида, затыкаюсче уши своя, уходили в пустыни и леса» (Татищев В.Н. История Российская. Т. 2. М.; Л., 1963. С. 63.).
Владимир первоначально вынудил язычников покинуть свои дома, но позднее он не мог контролировать столь обширную территорию, язычники стали возвращаться, а потомки Владимира, раздираемые междоусобицами, не могли проводить христианизацию. Насколько быстро и легко христианство проникло на Русь, свидетельствует тот факт, что Ярослав, идя против отца, не пытался поднять язычников, даже варяги в его войске были христианами. Также и во время борьбы Ярослава и Мстислава ни один из князей не обращался к язычникам. Это не значит, будто язычники никакой силы из себя не представляли, как хотят видеть христианские идеологи. Просто язычникам было ясно, что никакого возврата язычества в статус государственной религии уже не будет и участия в разборках христиан не принимали.
И вот теперь мы подходим к самому главному в языческой среде доказательству насильственного крещения Руси, коим является отрывок из работы российского историка В.Н. Татищева, которой был написан на основе некой старой рукописи, в основе которой лежала, условно называемая, Иоакимовская летопись. Сперва кратко перескажем содержание источника, а затем приведем оригинальный текст:
Князь Владимир поручил крестить жителей города на Волхове епископу Иоакиму и Добрыне, который в свое время принудил Новгород поклоняться Перуну. Когда новгородцы узнали о приближении непрошеных гостей, то созвали вече и поклялись все не пускать их в город «и не дати идолы опровергнута». «Разметавше мост великий», соединяющий Софийскую и Торговую стороны Новгорода, они укрепились на Софийской стороне, превратив ее в оплот сопротивления. Миссионеры между тем появились на Торговой стороне и начали свое дело, обходя «торжища» и «улицы» и призывая людей креститься. Два дня трудились «крестители», но обратить в новую веру им удалось лишь «неколико сот». А на Софийской стороне кипели страсти. Народ, рассвирепев, «дом Добрыни разориша, имение разграбиша, жену и неких от сродник его избиша». И вот тогда тысяцкий Путята переправился ночью в ладьях с отрядом в 500 воинов на противоположный берег и высадился в Людином конце Софийской стороны. К нему устремилось 5 тысяч новгородцев. Они «оступиша Путяту, и бысть междо ими сеча зла». Когда одни новгородцы сражались с Путятой, другие — «церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху». На рассвете Путяте на помощь подоспел Добрыня. Чтобы отвлечь новгородцев от битвы, он повелел «у брега некие дома зажесчи». Люди кинулись тушить пожар, прекратив сражение. Устрашенные новгородцы «просиша мира». Добрыня «дал мир»: «…идолы сокруши, древянии сожгоша, а каменнии, изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика». Затем он «посла всюду, объявляя, чтоб шли ко кресчению». Тех же, кто не хотел креститься, «воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жен ниже моста». Но «мнозии» некрещеные стали хитрить, объявляя себя крещеными. Однако хитрость не удалась: последовало распоряжение всем крещеным кресты «на выю возлагати, а иже того не имут, не верити и крестити».
Собственно, «благодаря» этому эпизоду, выражение «огнем и мечем» и закрепилось применительно к крещению Руси. Вот оригинальный текс источника (чтоб не возникало ненужных вопросов):
«В Новеграде людие, уведевше еже Добрыня идет крестити я, учиниша вече и закляшася вси не пустити во град и не дати идолы опровергнути. И егда приидохом, они, разметавши мост великий, изыдоша с оружием, и асче Добрыня с прещением и лагодными словы увесчевая их, обаче они и слышати не хотяху и вывесше 2 порока великие со множеством камения, поставиша на мосту, яко на сусчия враги своя. Высший же над жрецы славян Богомил, сладкоречиа ради наречен Соловей, вельми претя люду покоритися. Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам, учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пребыхом два дни, неколико сот крестя. Тогда тысецкий новгородский Угоняй, ездя всюду, вопил: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Народ же оноя страны, разсвирепев, дом Добрынин разориша, имение разграбиша, жену и неких от сродник его избиша. Тысецкий же Владимиров Путята, яко муж смысленный и храбрый, уготовав лодиа, избрав от ростовцев 500 муж, носчию перевезеся выше града на ону страну и вшедво град, никому же пострегшу, вси бо видевши чаяху своих воев быти. Он же дошед до двора Угоняева, онаго и других предних мужей ят и абие посла к Добрыне зареку. Людие же страны оные, услышавше сие, собрашася до 5000, оступиша Путяту, и бысть междо ими сеча зла. некия же шедша церковь Преображения господня разметаша и домы христиан грабляху. Даже на разсвитании Добрыня со всеми сусчими при нем приспе и повелеу брега некие домы зажесчи, чим люди паче устрашени бывше, бежаху огнь тушити; и абие преста сечь, тогда преднии мужи, пришедше к Добрыне, прося мира. Добрыня же, собра вои, запрети грабление и абие идолы сокруши, древяннии сожгоша, акаменнии, изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика. Мужи ижены, видевше тое, с воплем великим и слезами просясче за ня, яко за сусчие их боги. Добрыня же, насмехаяся, им весча: «Что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, кую пользу вы от них чаять можете». И посла всюду, объявляя, чтоб шли ко кресчению. Воробей же посадник, сын Стоянов, иже при Владимире воспитан и бе вельми сладкоречив, сей иде на торжисче и пачевсех увесча. Идоша мнози, а не хотясчих креститися воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста. Тогда мнозии некресчении поведаху о себе кресчеными быти; того ради повелехом всем кресченым кресты деревянни, овомедяны и каперовы на выю возлагати, а иже того не имут, не верити и крестити; и абие разметанную церковь паки сооружихом. И тако крестя, Путята иде к Киеву. Сего для людие поносят новгородцев: Путята крести мечем, а Добрыня огнем».
Исследуя этот эпизод, ученые разошлись во мнении относительно реальности существования Иоакимовской летописи, некоторые даже считали это своеобразной шуткой Татищева. Во всяком случае, все ученые считаю, что в этом известии содержится много недостоверных моментов. От чего же возникли эти сомнения? А возникли они оттого, что: 1. Татищев так и не смог представить старые рукописи ученому сообществу, так как вернул их владельцу, после смерти которого, они были утрачены. 2. Сам Татищев позволил себе некоторые вольности, например, в беловом варианте своей работы осуществил замену ряда слов «самострелы» на более древнее «пороки», «помосчь» на «пользу» и другие. 3. В самом тексте есть грубые противоречия. Например, явная нелепость, как могли новгородцы установить два порока (самострела) на мосту, если несколькими словами ранее написано, что «они, разметавши мост великий». Также сомнительной считается возможность иметь два передвижных самострела, так как анализируя источники, ученые так и не нашли известий о том, что славяне использовали подобные сооружения в оборонительных целях и хранили их в городах в мирное время, известны факты их строительства, но в походах с целью осады. Сомнительным и не доказанным считается наличие в Новгороде множества идолов, о чем упомянуто в этом отрывке, да еще и каменных. Согласно всем источникам идол был один и был он деревянным. Об этом же свидетельствует и Софийская первая летопись, которая также сообщает, что идол Перуна проплывал по реке, кстати, под выше упомянутом мостом, целым и невредимым. Об этом (что поклонялись только одному богу Перуну и идол его деревянный) свидетельствуют и археологические раскопки на месте капища в урочище Перынь. Есть и другие противоречия, не будем останавливаться на них подробно. Теперь давайте представим, что известие это достоверное, поскольку есть тому научное подтверждение. Долгое время известия Иоакимовской летописи о крещении новгородцев возбуждали недоверие у исследователей. Но специальное источниковедческое изучение и особенно археологические раскопки в Новгороде, проведенные известным советским археологом и историком В.Л. Яниным, доказали их историческую достоверность. Как показывают археологические данные, самые ранние из исследованных деревянных мостовых на территории современного Новгорода датируются X веком (по методике дендрохронологии). В городе пока не обнаружен культурный слой IX — начала X веков.
Что интересно сейчас для нас, в культурных слоях конца X века археологами в ходе раскопок обнаружены следы пожара
Навигация (1/2): далее >
0 
1 
0  |  |  |
Для добавления комментариев необходимо авторизоваться
ЗНАЕШЬ ЛИ ТЫ... 
Братва
Здесь все по понятиям: отчаянные перестрелки...
